специальный проект первой московской биеннале современного искусства
   художники   кураторы   контакты   главная   art.nnov.ru


О новой серьёзности говорят уже лет пятнадцать. И все она не получалась. Хотя встречались изредка художники, готовые рвануть тельняшку на груди, и взахлёб, навзрыд, без оглядки… Но таких были единицы, это отклоняющееся поведение. У большинства слёзы не выпросишь. Хорошим тоном считался скепсис, а не пафос. Котировалась ухмылка умника, холодный комментарий эрудита. Выигрышными оказывались игры в псевдополитика, псевдоаналитика, псевдоидиота. Эстетическое и этическое превращалось в необязательный аксессуар. Страсть - явление почти неприличное. Сантименты - тем более. Человеческое до сих пор казалось - слишком человеческим. Виной тому, как ни странно, демократия. Она требует от художника критики, а не признаний в любви или ненависти. Критическое по определению неприятно и к тому же некрасиво. А прекрасное и величавое пристало искусству апологетическому (кесарево) или профетическому (богово). Сегодня общество подаёт художнику невразумительные, но всё более энергичные сигналы - не пора ли построиться, наняться, приступить к изготовлению чего-то царственного или божественного? Те, кого мы называем художниками, ответят решительным отказом: человеческое, только человеческое.

Марина Колдобская

Оптика предполагает наведенный взгляд. Не важно, на какой предмет он направлен, важно качество самого взгляда. Изобретённая Ренессансом прямая перспектива стала эквивалентом оптики классического гуманизма. XX век довёл до апогея и абсурда гуманистическую про-спективность и про-екционность, но одновременно предложил и массу альтернатив: от возвращения к обратной перспективе и постмодернистской ретро-спективы до интро-спективы психоанализа. Бес-перспективность некоторых опытов авангарда становилась равной безнадёжности. Художники, собранные "Человеческим проектом", осваивают новое оптическое состояние, сравнимое с пребыванием в тумане или плотных слоях атмосферы. Взгляд не проходит сквозь, он вязнет в стихиях и субстанциях. Несмотря на, а, возможно, благодаря технологическому оснащению, он не может дистанцироваться и занять точку обзора целого. Дальнозоркость классического гуманизма сменяется близорукостью нового гуманизма. Человеческая оптика пытается приблизиться к оптике животных, к рецептивной системе растений, а значит сменить картинку на сенсорный опыт, на фигуру поведения, психосоматику. Возможно, прав писатель А. Королёв, утверждающий в своём знаменитом эссе, что лучший, идеальный человек - это бабочка?

Любовь Сапрыкина

Этим проектом мы ставим вопрос о том, как возможна сегодня гуманистическая позиция для художника, откуда она может послужить выходом и куда может привести. Актуальное искусство - продолжение философии иными средствами. Рассуждая о человеке, оно давно научилось проговаривать его, человека, гендерные, социальные, сексуальные, национальные, исторические особенности. Но сегодня обращаться к теме человеческого значит заявлять, что у понятия "человек" есть своё самостоятельное содержание, что если очистить человека от социальной, культурной, биологической, политической кожуры, то останется не пустое место, а некая положительная величина. Сегодня искусство подошло к этой величине, к иррациональному "белому пятну", которое стоит на пересечении всех внешних человеческих особенностей, но не исчерпывается ими, которое не поддаётся привычному анализу и которое искусству не обойти, хоть тресни. За этим белым пятном и скрывается человек в его хрупкости и трогательности, убожестве и безудержной страстности. И он требует, чтобы о нём говорили.

Анна Матвеева

Моральный выбор можно сравнить скорее с созданием произведения искусства. Ж.П. Сартр

Победное наступление нового порядка вызывает у человека желание огородить свою приватную территорию, что кажется столь же естественным, как стремление остаться в холодную погоду дома. Вслед за первым инстинктивным стремлением построить свою собственную крепость, встает вопрос об основаниях этой постройки. Разочарование в глобальных иллюзиях вынуждает каждого искать свою собственную точку опоры. Так, возвращаются забытые и осмеянные вопросы о смысле и о ценностях, о выборе и ответственности за этот выбор. Нас призывают быть серьёзными, и мы, и правда, становимся серьезными в своей идеалистической и безнадежно-нелепой попытке защитить такое хрупкое и беззащитное бытие и реализовать свой человеческий проект.

Мария Коростелёва

Мы перестаем завороженно любоваться делом рук своих, нам надо как-то быть с тем, что мы наделали. Находясь глубоко внутри "второй природы", которую создало человечество и которая теперь его поглощает, художники делают невероятное телесное и ментальное усилие, что бы приспособить, приручить, вочеловечить этого "франкенштейна", стать действительными, а не виртуальными богами созданной реальности. И поскольку война с самим собой обречена, первый шаг это стать хозяевами самих себя, сменить точку зрения на себя, воспользоваться возможностью другого способа зрения. Посмотреть на себя "со стороны" или "сверху", из новой искусственной реальности смотреть еx maсhina. Художники "боги из машины", восстанавливающие status quo человека и человечности. Искусство - инструмент прирученной второй природы, который позволяет нам увидеть первую, и разглядеть главную для нас природу - человеческую.
Арсений Сергеев

Современный социум становится все более неопределенным, оставляя без норм и без правил все более обширные сферы поведения; он гораздо чаще маргинализирует нас, чем вводит в какое-нибудь сообщество. Война как способ решения конфликтов, эвтаназия и клонирование как символ "освобождения", табу на интерпретацию религии и как следствие диссидентство и новая инквизиция - лишь неполный список "достижений" современного общества на рубеже столетий. Искусство, представляя реальность и одновременно отрицая ее, является мощным средством психологической адаптации и сегодняшний возврат к человечности, к демиургическому предназначению художника, возрождению традиций передвижников есть свидетельство стагнации и потери ориентиров у арт-сообщества. Поэтому художник и куратор сегодня скорее защищается, чем пророчествует. В этом возврате к человеческому - боли тела и болезни души - есть нечто национально-характерное, тотальная и вечная "наивность" и "вселенская тоска".

Елена Цветаева
к началу страницы